Поэтесса

-Из Бамбили в Бумбу, из Бумбы в Бумбази, потом в Бусингу. Из Бусингу в Бокунгу, а от туда на маленьком самолете – в Бандунду. И уже на лодке – в Попокабаку.
Я пальцем вожу по карте большого африканского государства и рассказываю Асе Евгеньевне, теще моего бывшего сокурсника и приятеля Вити Антонова о своем путешествии, из которого вернулся неделю назад. Мы сидим дома у Антонова в большой гостиной.
-Бу-бу-бу и по-по-по.- смеется Витя. - Ты хоть в одном нормальном городе побывал? Если они в Африке есть, конечно.
-В Найроби два дня жили.
Витя снисходительно бросает на диван между мной и тещей пачку фотографий.
-Полюбуйся, это мы в Северной Италии недавно отдыхали. Отель построен на острове посреди горного озера.
На фотографиях – замечательные виды и Витя с супругой.
-А детей что, не брали? – спрашиваю я. У Антонова восьмилетний сын и пятилетняя дочь.
-С Тёмой и Варенькой мы здесь, в Москве хорошо отдохнули, - отвечает Ася Евгеньевна, - мы и в аквапарк ходили и в кино три раза…
-Понимаешь, у Артема школа, конец года, а Варюха в марте сильно отравилась, и мы боялись, как бы в Италии чего не произошло, - не замечая тещин лепет, объясняет мне Витя.
-Ну, у тебя супруга врач.
-Вот именно.

Антонов работает в солидной полугосударственной конторе на ответственной должности. Что-то связано с тарифами на энергоносители. Он на своем веку много где побывал. Токио, Сингапур, Мексика, Техас, Швейцария, вся Испания, вся Франция. Кипры и Турции можно не считать. И его фотоальбомы мне за месяц не просмотреть.
А у меня по сравнению с Витей география путешествий небогатая. Крым, Хургада и вот еще африканские джунгли. Я в свое время не зацепился за что-то стоящее и всю жизнь работаю в родном университете, занимаюсь совершенно неприкладной наукой.
Единственный плюс – я почти доктор наук, в отличие от "нефтяника" Антонова, а в Африку к негрилли попал благодаря одной весьма уважаемой международной организации. За многолетние труды они мне грант оформили и пристроили в экспедицию к знаменитому профессору Фишу. Из нее я, собственно, и возвратился.
Извините, негрилли – negrillo – это пигмеи. Само слово - уменьшительная форма от испанского negro – негр. Негрилли – маленькие негры - далеки от современности и очень мне этим симпатичны.

В гости к Антонову я попал случайно. Витя встретил меня в магазине, куда пошел за хлебом, а меня занесло дождем. Я в это утро возвращался от одной знакомой с Кутузовского в свои Мытищи и был без зонта, поскольку вчера, когда выходил из дома, нечто не предвещало буйства непогоды.
Антонов очень обрадовался встрече и потащил к себе. Благо было рядом. Не знаю, правда, как в душе отреагировала на мое появление его благоверная, но скоро она уже "приводила себя в порядок", и мы втроем должны были отправиться отобедать в хороший немецкий ресторан, где подают "чудесную рулечку и настоящее баварское пиво".
-Хорошо, что мама собралась к нам, - сказала Витина супруга, когда в прихожей прозвенел колокольчик, - есть, кому с детьми посидеть.
Пока Антоновы собирались, мы с Асей Евгеньевной смотрели фотографии и телевизор. Дети играли где-то самостоятельно. У Антоновых очень большая квартира и не всех сразу найдешь.
Потом Витина теща встала и ушла. Через некоторое время до меня стали доноситься голоса. Слов я не разбирал – мешал телевизор, но разговор шел на повышенных тонах. Потом через гостиную в другую комнату прошел Витя со злым лицом, сказав мне "Сейчас скоро пойдем" и швырнув на журнальный столик нетолстую пачку бумаги.
Столик стоял рядом с диваном, а фотографии четы Антоновых мне уже надоели, поэтому я протянул руку за непочтительно брошенными листками. Если их почти выбросили, то почему нельзя посмотреть?
Текст написан от руки, страницы сложны не по порядку – на первой продолжение или дневника, или художественного произведения:

"…В каком возрасте мы перестали любить лужи? Когда лужи, городские или сельские, стали вызывать в нас недовольство, неприязнь к тому месту, где мы и они в этот самый момент находимся?
Наверное, сначала стали вызывать недовольство и неприязнь, а потом, чуть позже, - тихое, или громкое, возмущение. Возмущение погодой, бездействием властей и проезжающими с фонтаном брызг мимо нас автомобилями. Недовольством тем, что не мы сейчас в тех автомобилях...
Каждый взрослый был ребенком. Дети любят лужи. Они шлепают по ним, в резиновых сапогах или без. Они пускают по ним кораблики из листьев и бумаги. Пускают спички, которые мчатся на перегонки по стремительным апрельским ручьям из одной лужи в другую. Еще можно найти крупный мусор, скажем, строительный. Все равно - камни, куски льда, земли, ветки деревьев. И бросать их уже в большие, лучше всего, глубокие лужи.
Может быть каждый, кто не болел, и кому разрешалось гулять без родителей, брался по весне измерять глубину этих водоемов. А когда наступают холодные октябрь-ноябрь, неглубокие лужи за одну ночь промерзают насквозь и раскатываются подошвами детской обуви, как говорится, до зеркального блеска. Такие дорожки, ведущие к школе, достигают, с небольшими перерывами, десятков метров и сохраняются в наших природных условиях до середины весны. И только тогда опять превращаются в мокрые пятна на асфальте.
В каком возрасте мы перестали любить лужи?…"

Переворачиваю страницу. Стихи:

"Радуга из облака,
Зеленые кузнечики.
Детство босоногое,
Милое, постой!
Но пробегают мимо
Смешные человечики.
Мимо пробегают,
Не берут с собой…"

Раздаются чьи-то шаги, и я быстро кладу листки обратно.
-Все, поехали! – Антонов на ходу пытается застегнуть кожаный ремешок очевидно дорогого и бросающегося в глаза своими размерами хронометра. Получается не сразу, потому что у него в руках два сотовых телефона. Не удивлюсь, если оба они Витины.
-Вить, дай, пожалуйста, десять тысяч, - обращается к нему появившаяся следом хмурая супруга.
-Зачем?
-Мне нужно дать маме.
-Зачем?
-Дай, пожалуйста.
Антонов понимает, что вставать в позу и устраивать разборки при мне неудобно, лезет в карман за деньгами и выдает из свернутой в трубочку пачки две розово-красные купюры.
-Пойдем на улицу, - обращается он сначала ко мне, потом в спину, уходящей с деньгами в другую комнату, жене. – Мы внизу, в машине. Спускайся.

Пока ждем лифт, Витя начинает рассказывать о том, что у них произошло, едва сдерживая эмоции:
-Теща, блин, поэтесса, пришла денег просить на издание своей книги. Совсем о…фигела. Блин, и так живет за мой счет, и я еще ее вирши должен печатать! Я тебе дам как-нибудь почитать. Такая …фигня! … Сидела бы у себя в Самаре!

Вот, что, оказывается, я читал в гостиной. Сочинения Аси Евгеньевны.
Кое-что из истории её жизни я приблизительно знал. И со слов Антонова, поскольку с Асей Евгеньевной я познакомился еще на его свадьбе, и из краткой характеристики данной ей моей теткой Ираидой: "В свое время погрешила, есть о чем стихи сочинять". Они обе, Витина теща и моя тетка, каким-то невероятным образом, в далекой молодости вместе учились в техникуме в такой же далекой, как их молодость, Перми.
Ася Евгеньевна, растившая дочь одна, без мужа, сильно затосковала, после того как та вышла замуж и окончательно перебралась в столицу. В конце концов, Витина теща продала двухкомнатную квартиру в Самаре и перебралась поближе к дочери и внукам – вплотную к Москве. Она купила то ли гостинку, то ли комнату в Одинцово. Там и живет четвертый год. Хотя у Антонова есть еще одна квартира, кажется в районе Речного вокзала. Но он ее сдает своему коллеге из Питера.

Во дворе успели постоять и покурить у антоновского "Passat"а. Потом вышла Витина супруга и, прежде чем сесть в машину и уехать, мы все трое помахали окну на шестом этаже. В ответ нам махали две детских ладошки и рука поэтессы Аси Евгеньевны.

Олег Богословский