Прощай, одиночество... (love story)

Ещё с детства я решила для себя, что ненавижу мужчин.
Я ненавидела отца, который бил мать и издевался над ней. Я ненавидела отчима, из-за которого мать стала прикованной к инвалидному креслу. Я ненавидела одноклассников, которые унижали и смеялись надо мной. Я ненавидела преподавателя института, который меня изнасиловал. И ненавидела Его, того студента, который разрушил мою хрупкую надежду на существование любви.

Во мне всегда жило чувство мести. Я мечтала отомстить тем, кто причинил мне боль. И держала на расстоянии тех, кто ещё мог мне её причинить. Достаточно было одного моего взгляда, чтоб мужчина отпрянул от меня, как от нечистой силы.

Женский коллектив офиса считал меня феминисткой (в их понимании – женщиной, потерпевшей фиаско в любви и от того на мужчин обозлённой). Мужская половина считала меня стервой.

Перед смертью мама сказала мне, что я должна изменить своё мнение о мужчинах, что на жизненном пути встречаются не только сволочи и подлецы. И ещё то, что мне трудно будет жить в одиночестве.

Последнее я поняла сразу после её похорон. Раньше я спешила с работы домой к ней. Расплачивалась с сиделкой (в последнее время мама не могла оставаться одна) и мы проводили вечер вдвоём. Я рассказывала ей о работе, о том, о чём сплетничают в офисе, и вообще о жизни. Она молча слушала меня, улыбалась и плакала. Потом мы плакали вместе. Мама – от счастья за меня. А я – из-за её загубленной жизни.

Теперь дома было пусто. Только мамина коляска в углу у окна, где она любила сидеть, ожидая меня. И пустота.
В квартире тут же поселилось эхо. Оно не повторяло мой голос: мне не с кем было разговаривать. Оно повторяло скрип открываемой двери, звон упавшей вилки, шорох отодвигаемого стула.
Я села в мамину коляску и посмотрела в окно. Всё, что было видно, – это крышу соседнего дома, а на ней с десяток антенн.
Я заплакала. Потом плач перешёл в истерическое рыдание. Эхо с радостью подхватило его.

Прошёл год. Год, за который я привыкла к одиночеству. Привыкла приходить в пустую квартиру, ужинать одна. Я привыкла не включать свет по вечерам. А утром, проснувшись в пять, бегать одна по туманным дорожкам парка.

После работы я часто наведывалась в книжный магазин, чтобы было что почитать перед сном. В этот раз я очень спешила, так как задержалась на работе, а магазин закрывался в семь. Часы на углу, показывавшие 18:55, заставили меня побежать. Последнее, что я видела и слышала, – яркий свет фар с кружащимися в нём снежинками, и свист тормозов. А потом стало темно, тихо и холодно. Казалось, прошла целая вечность. Вечность темноты, пустоты и одиночества. Но где-то вдалеке послышались голоса. Много голосов. И они приближались с ошеломляющей скоростью. Я открыла глаза. И снова попала в темноту. На меня смотрели тёмные, глубокие, испуганные глаза. В следующее же мгновение я поняла, что они принадлежат мужчине и изо всех сил отпихнула его от себя. Мужчина отпрянул и повалился в снег. Две сердобольные тётки помогли мне подняться. Народ, видя, что я жива, начал разочарованно расходиться. Немного кружилась голова. Я обернулась и посмотрела на дверь магазина. Свет погас. Не успела. Тётки уже набросились на мужчину, который защищался и оправдывался:
– Такой лёд! И снег! А она выскочила под колёса, как ненормальная! Вы видели, как она меня толкнула? Точно ненормальная.
Пока мужчина не убедил в последнем оставшихся зрителей, я подобрала сумку, побрела к остановке и села на лавочку. Лицо горело. Я нагнулась, зачерпнула в ладони снег и окунула в него лицо. Стало неуютно и мокро. С ладоней закапала вода – растаявший снег и слёзы.

Не знаю, почему я плакала. Может потому, что я не успела купить книгу. Может от того, что выглядела в этой ситуации слабой и беззащитной. Может от чего-то другого.
Я с трудом забралась в переполненный злыми и толкающимися шубами и дублёнками автобус. Голова всё ещё кружилась. За одну остановку до выхода кто-то уступил мне место, и я села. Поэтому проехала на одну остановку дальше: не смогла встать.

Снег стал падать огромными хлопьями. Я остановилась на тротуаре, задрала голову вверх, закрыла глаза, открыла рот и стала ловить эти хлопья. Стало смешно – и я расхохоталась.
– Вы хорошо себя чувствуете?
От неожиданности я вздрогнула, поскользнулась и свалилась, взмахнув в воздухе рукавами и сумкой. Мужчина помог мне подняться. Я отряхнула колени и посмотрела на него. Без сомнения, это были те же чёрные глаза. Я разозлилась.
– Вы снова хотели сбить меня машиной? Понравилось?
– Нет. Я извиниться хотел… Может, Вам нужна какая-то помощь?
– Спасибо. Инвалидное кресло у меня уже есть…
Я пошла по направлению к дому, а он настырно двинулся за мной.
– Вы машину не закрыли.
– А если что-то пропадёт, то виноваты будете Вы.
– Я?!?
Я резко остановилась и повернулась к нему лицом.
– Вы в своём уме? Почему я?
– Потому что Вы пошли куда-то, а мне не ответили, и я ещё не договорил.
– Это Ваши проблемы. Вы можете продолжать говорить около машины. Я Вас всё равно не слушаю.
Я пошла дальше. Шагов вдогонку слышно не было, поэтому я успокоилась. Но ненадолго. Вскоре машина поравнялась со мной.
– Давайте, я Вас подвезу?
– Зачем? Как Вы вообще сюда попали из центра?
– Я ехал за Вашим автобусом.
– Вы – псих?
– А Вы?
Я была оскорблена, поэтому пошла прямым путём через дворы, чтоб машина не смогла ехать дальше. Но он вылез и пошёл за мной.
– Вы ведёте себя как маньяк, – крикнула я. – Я буду сейчас звать на помощь.
– Кричите. Вас итак уже все слышат.
– А-а-ааа! Помогите!!

Если честно, я сама не понимаю, зачем я начала орать. Он подошёл ближе и сгрёб меня в охапку. Мой крик потонул в воротнике его пальто.
– Вы – истеричка! Ненормальная какая-то. Я думал, что Вы просто немного в шоке после удара, а Вы по жизни, видимо, такая.
Я попыталась оттолкнуть его или хотя бы стукнуть, но руки были плотно прижаты «по швам». Когда я перестала всхлипывать и пыхтеть, он отодвинул меня и посмотрел в глаза.
– Теперь, когда воцарилось долгожданное молчание, я прошу у Вас прощения и в последний раз спрашиваю: нужна ли Вам какая-то помощь?
– Какая?
– Медицинская.
–Ах, Вы считаете меня сумасшедшей?!

Я вырвалась и побежала к дому. И уже закрыв за собой кодовую дверь в подъезд, поняла, что сумка с ключами от квартиры осталась лежать на снегу во дворе. Пришлось выходить. Но на улице никого не было. Я крикнула. Тишина. Тогда я пошла по своим следам в надежде, что он оставил сумку на снегу. Но осталось только примятое место там, где она лежала. Да и его быстро засыпало снегом. Машины у дороги тоже не было. Уже не в первый раз за этот вечер из глаз поползли слёзы.
Замерзали ноги, и я вернулась в подъезд.

Я его ненавидела. Ненавидела за то, что не успела купить книгу. Ненавидела за то, что сижу сейчас перед дверью собственной квартиры с этой стороны. Ненавидела за то, что считает меня истеричкой.

Я сидела в углу возле двери и скулила как брошенный щенок: бездомный, замёрзший, голодный и… одинокий. Иногда я даже засыпала. Но сначала меня разбудила кошка, лизнувшая шершавым языком мою руку. Потом где-то внизу хлопнула дверь. А потом меня тревожил вой и бушевание ветра под крышей.

Когда стало светать, я решила выйти на улицу. Скоро начнут просыпаться люди, и я умру от стыда. Встать на ноги получилось не сразу. Тело затекло, внезапно охватила дрожь и закружилась голова, вероятно от голода. Потоптавшись немного, я вызвала лифт, спустилась и вышла на улицу.
Стоявшую у подъезда уже знакомую машину я восприняла без эмоций. За рулём спал вчерашний мужчина, а рядом, на пассажирском кресле, лежал букет ярко-красных роз.
Я постучала в окно. Мужчина проснулся.
– Сумку верните.
Мужчина опустил стекло.
– Доброе утро, девушка.
– Для кого доброе, а для кого и нет, – огрызнулась я.
Он вышел из машины и протянул мне букет. От этого я немного оттаяла.
– Куда это Вы вчера пропали с моей сумкой?
– За цветами ездил. А Вы по утрам совсем не умываетесь?
Я открыла рот, чтобы нахамить, но почему-то опомнилась и наклонилась, чтоб посмотреться в боковое зеркало машины. Нечистая сила, одним словом. Я покраснела, как розы в моих руках.
– А просто мне негде было умыться. Вы сумку с ключами увезли.
Мужчина удивлённо уставился на меня. Я закивала головой и почувствовала, что на лице появляется злорадная улыбочка.
– И я всю ночь провела на лестнице.
– Так почему же Вы раньше не вышли? Я же всю ночь провёл здесь, в машине.
– Я выходила… когда Вы за цветами ездили…

Мы расхохотались. Потом он отдал мне сумку, и я повернулась, чтоб зайти домой. На двери подъезда, среди многочисленных объявлений и надписей, в глаза бросилась одна, сделанная чем-то белым: «Прощай, одиночество…» Я остановилась, улыбнулась и повернулась. Мужчина стоял возле машины и смотрел на меня.

– Кофе хотите? – спросила я.