Робинзон

Он стоял перед входной дверью своей квартиры, нервно сжимая в руках ключи, и с надеждой прислушивался. Он хотел уловить за закрытой дверью звук или движение, говорящее о том, что в его жилище кто-то есть. Но напрасно. Ответом ему за дверью было немое молчание. Постояв так некоторое время, он тяжело вздохнул, открыл ключом дверь и шагнул в тёмное, пустое пространство прихожей.
Механически нащупав на стене выключатель, он нажал на него и болезненно зажмурился от света, ударившего по глазам. Но больно было не только от света. Скользнув взглядом по вешалке, он опять отметил отсутствие Её вещей.

Не так уж давно, всего двадцать девять дней назад, она ушла от него. Та, которую он любил больше жизни, которая была его единственной гаванью в бурном житейском море, в один день собрала свои вещи и, сказав, что любит другого, ушла. Ушла, забрав с собой его жизнь, унеся из его души всё содержимое и оставив ему лишь невыносимую боль и чёрную, зияющую, сосущую пустоту, которую ничем нельзя было заполнить, как он ни старался.
Он ждал её всё это время. Он ждал её каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Он ждал, что она придёт, позвонит, напишет. И ожидание было для него подобно смерти и жизни: он умирал каждую секунду от этого ожидания, и именно этим ожиданием каждую секунду он жил. Это была вечность, терзающая, невыносимая, разрывающая на части и одновременно дающая спасение.

Разувшись, он прошёл на кухню. Есть совершенно не хотелось. Он достал из кармана сигареты и зажигалку, придвинул к себе пепельницу, уже полную окурков и закурил, уставившись на дверь. Он представил себе, как совершенно неожиданно откроется эта самая дверь и на пороге он вновь увидит Её. Она улыбнется ему своей мягкой, почти детской улыбкой и в её зелёных кошачьих глазах запляшут весёлые чёртики. Капризно проведя рукой по своим волосам цвета сжатой пшеницы, легким движением головы она отбросит их за спину и скажет: «Привет. Я вернулась к тебе…» Он не даст ей договорить и сам, не говоря ни слова, боясь неосторожно спугнуть эту дорогую, долгожданную гостью, подхватит её на руки и понесёт в комнату. Он посадит её на диван, станет перед ней на колени, снимет с неё туфельки, и будет долго целовать её ноги, пальчик за пальчиком…

Неожиданно взгляд его упал на обои, на ту их часть, где они были испещрены нанесёнными им ручкой прямыми чёрточками. Он закурил ещё одну сигарету и подошёл к ним. Погладил эти чёрточки рукой, словно хотел им что-то сказать, и вновь пересчитал их. Двадцать девять. И сегодня он должен будет нарисовать тридцатую. Это был его своеобразный календарь. Календарь, в котором он вёл счёт дням без Неё.
Тоска костлявой неумолимой рукой вновь сжала его сердце. Кружилась голова. От сигарет стоял во рту отвратительный привкус. «Вернись… Я очень прошу тебя… Я тебя умоляю… Только вернись…» - прошептал он как заклинание, и на глазах его выступили слёзы.

Он опять вернулся за стол, воткнул окурок в гору таких же окурков и, уронив голову на руки, стал ждать. Он всегда ставил чёрточки в двенадцать часов ночи. Когда заканчивалась последняя минута уходящего безвозвратно дня. Он ждал её до последней секунды.
Она так и не пришла. Не позвонила. Не написала.
Добавив на обоях ещё одну, тридцатую чёрточку, он с тяжёлым сердцем, волоча ноги, добрался до дивана и не разбирая его, прямо в одежде, рухнул. По щекам его катились слёзы…

Он так и не понял, спал ли он в эту ночь. Это была даже не полудрёма, а какой-то горячечный бред. В какую-то минуту он осознал, что слышит звук будильника своего мобильного телефона. Значит, пора вставать и выносить своё тело навстречу холодному, пасмурному, серому утру ещё одного дня. Дня без Неё.
Подойдя к зеркалу, он отметил, что одежда не так уж и помялась и что, в принципе, сегодня можно не бриться. Задержав внимание на своём осунувшемся лице, он с сарказмом заметил, что бывает и хуже, но реже. Вскипятив воду в чайнике, с отвращением выпил чашку растворимого кофе.

Уже собравшись и подойдя к двери, он вернулся и посмотрел на свой «календарь». И вдруг в нём что-то шевельнулось. Он с ужасом понял, насколько глупо и бесполезно то, что он делал. Постояв несколько секунд перед «календарём», он грустно ухмыльнулся, резко развернулся на месте и решительно вышел из квартиры.
Что-то отболело у него в душе в эту ночь. И он шагнул во влажный утренний сумрак промозглого осеннего дня уже без надежды, так долго убивающей его.